Рецензии кино

Ранние фильмы фон Триера

Ранний Ларс Фон Триер у нас практически неизвестен. А жаль! Любой уважающий себя киноэстет уже успел посмотреть его “Европу”, “Танцующую в темноте” или “Рассекая волны”. Ранние же его фильмы, например, “Элемент преступления” или “Эпидемия” известны только специалистам. Несправедливая неизвестность постигла и его классическую экранизацию бессмертной пьесы Эврепида “Медея”. Классические сюжеты, по мнению многих уже несколько потеряли свою актуальность. Можно ли не отрываясь смотреть фильм, сюжет которого тебе в деталях известен. Опыт просмотра Триеровской “Медеи” явственно убеждает что можно! Фильм потрясает помимо воли, в независимости от того готовы ли мы к интеллектуальному осмыслению его символической основы, поскольку, как известно, истинный символ действует прежде всего на бессознательное. Рассмотрим к примеру сцену гибели дочери царя Главки. Мы видим как она примеряет наряд и в этот момент на свободу убегает белая лошадь. Мы видим лошадь бегущую по полю, этот бег замедляется, лошадь падает и в страшной агонии умирает. Мы не видим гибели Главки, но воспринимаем её гибель как бы нутром, на экзистенциальном уровне. Этот эпизод был бы во сто крат менее убедителен и поражающ, если бы режиссёр предпочёл бы дословный реализм. Гибель лошади, издавна архитипически связанна с физической смертью, Карл Густав Юнг безошибочно предсказал смерть девушке которой приснилось что в её комнату вбежала лошадь и выпрыгнула из окна на асфальт, после чего она из окна наблюдала мучительную агонию лошади. Связь – смерть лошади = смерть тела, далеко не обязательно была использована сознательно, ибо в случае попытки использовать символ сознательно обычно получается только знак. Скорей всего Ларс интуитивно прочувствовал этот образ и был им заворожен, даже в большей степени чем тот кто потом будет смотреть этот фильм. Символ смерти передаёт её ужас в большей степени чем натуралистическая конкретика. Подлинное искусство тем и отличается от псевдоискусства, что истинный шедевр всегда содержит в себе этот нуменозный сверхличностный элемент, о котором может не догадываться сам творец. Он будет проявляться только в особом нуминозном свечении, незримой мистериальности действия. В античности всякое искусство было прикосновением к сакральному, не в меньшей степени, чем жертвоприношение в храме. Зритель становиться соучастником архетипического действия, и личный событийный элемент имеет второстепенное значение. Именно в этом скрывается очарование классических античных сюжетов. Так, к примеру, Эдип - это не просто фиванский царь, судьба которого вызывает жалость, но само воплощение бессилия человека перед фатумом, а тот же Одиссей - это не конкретный путешественник, но символ странствия души в поисках себя. В настоящее время, увы, человечество разучилось воспринимать нуминозное, а религиозное окончательно унизилось до приравнивания к сентиментальному. Сверхличностное измерение оказалось недоступным для абсолютного большинства людей. Театр перестал быть мистерией, и уровень пьесы оценивается не по причастности к сверхличному и даже не по сюжету, а по отдельным техническим деталям исполнения. Как результат подобной десакрализации, человек оказался непоправимо дистанциирован от живых вод своего бессознательного и лишен возможности непосредственно воспринимать как мистерию искусства, так и мистерию жизни. В худшем случае, испытывая какие либо чувства по просмотру фильма или постановки, индивид связывает это чувство с конкретными героями, не догадываясь, что они лишь персонифицируют извечные силы его глубинной души. Сентиментальность не несёт катарсиса, напротив она есть его противоположность. Однако потенциально кинематограф находиться в более выгодном положении, поскольку даёт возможность через особый визуальный ряд приблизить индивида к его сакральному пространству. Возможность эта, увы, почти не используется за редкими исключениями, одним из которых является “Медея” Ларса Фон Триера. Этим фильмом он, как и должно гению, как бы возвращает нас к античному восприятию искусства. Не отступая ни на йоту от классического сюжета, он причудливым визуальным радом заставляет пережить зрителя символ давно утраченный и потерянный. Боги и герои буквально воскресают в нашей душе под действием этого незаурядного фильма. В этом и есть подлинное величие мастера, который увы позднее унизился до откровенного сентиментализма “Танцующей в темноте”. Трагедия Медеи - это трагедия конфликта двух взаимоисключающих начал: эроса и логоса; долга и любви; порядка и страсти. Патриархальная цивилизация, которая пришла на смену матриархальной, принесла с собой прогресс и развитие, но утратила связь с животворящими водами бессознательного. В жестком патриархальном сознании Анима, будучи изгнана и отвергнута, мстит из подполья. Убийство детей по сути символизирует потерю будущего, отсутствие каких либо перспектив. Вот почему Ясон, лишившись будущего, пытается найти убежище в прошлом и возвращается на корабль, где и находит свою смерть. Односторонняя патриархальность, будь то на уровне личности или целого народа так же обречена как Ясон, совершающая ту же ошибку делая свою опору своим же врагом. Увидев “Медею”, вы не увидите никаких радикальных переосмыслений классического мифа. Однако, в этом абсолютно классическом сюжете вы впервые получите возможность пережить это скрытое символическое значение древнего мифа, пропустив его через себя. А именно в этом была, есть и будет сущностная задача искусства. Рекомендую.