Рецензии кино

Глаза зрачками внутрь

Это событие как минимум десятилетия. Последний привет того Большого Кино, которое ушло в вечность вместе с Феллини, Висконти, Ренуаром, Кубриком...

Кубрик молчал двенадцать лет. Потом четыре года работал над картиной, из них полтора года ушли на съемки. Все держалось в страшной тайне. Одну звездную актерскую пару (Харви Кейтель и Дженнифер Джейсон Ли) меняли на другую (Том Круз и Николь Кидман). Говорили о скандальности, почти порнографичности будущего фильма; слухи лукаво подогревал сам режиссер, обещая "эротический триллер". Едва закончив картину, Кубрик умер и оставил множество загадок. Возникло необъятное поле для домыслов: каждый критик, узрев то, что ему кажется недостатком, предполагает продюсерский заговор и тайную подмену авторского решения дилетантским. Продюсеры утверждают, что режиссер успел завершить все задуманное. Что даже согласился с поправками, предложенными американской цензурой. Из-за сцены оргии ленте грозила категория NC-17, которая резко ограничивала ее прокат. Тогда 65 секунд фильма были отредактированы: в кадр дигитальным способом впечатали фигуры, перекрывающие самые откровенные подробности. Что происходит — ясно, но без натурализма. Так фильм заслужил более либеральную категорию R. Некоторые страны Европы предпочли авторский вариант. Реакция критики на фильм поражает разбросом мнений. Очень многие уподобились лошади, к широко закрытым глазам которой подвесили заслонки: смотри сюда! Ждали новую "Лолиту" или даже "Эммануэль", а может, и "Калигулу" — получили психоаналитическую одиссею в потемки современной души. Вопль "А где же эротика?!!" повис над разочарованной Америкой. Зрители и критики выходили не просто обиженными — озлобленными!

Загадкой был уже выбор материала. Кубрик взял старую (1926) новеллу Артура Шнитцлера, австрийского драматурга, врача и друга Фрейда. Перенес действие в современный Нью-Йорк. Том Круз играет статусного доктора Билла Харфорда, Николь Кидман — его жену Элис, специалиста по художественным галереям. На пышном рождественском балу, который устроил их друг миллиардер Виктор Зинглер (в этой роли режиссер Сидни Поллак), они оба напропалую флиртуют: Элис с пылким венгром, Билл с двумя моделями. Дома разыгрывают сцену ревности. Элис мстительно признает, что тоже не оправдывает безграничное доверие мужа. Это завязка, после нее начинается странное путешествие Билла по пустынному ночному Нью-Йорку, в течение которого ему открывается тайная жизнь человеческих душ и бездны собственных подсознательных вожделений. Кульминацией картины становится большая, в готическом стиле снятая сцена таинственной оргии в роскошном загородном особняке. Она напоминает одновременно венецианский карнавал и мрачный обряд жертвоприношения. Демонстративная, лукаво наивная китчевость эпизода дала пищу рассуждениям о старческом вырождении мастера, уже неспособного показать эротику — эротично.

Между тем если и есть в фильме нечто, по мнению многих, архаичное — это наличие прямого авторского "послания", морали, откровенно прочитанной в финальном эпизоде. Кубрик вовсе не собирался возбуждать публику. Обнаженного женского тела в картине много (критики возопили: а где же мужское?!), но оно дано созерцательно, как в музее. Боттичеллиевские образы фильма прекрасны, но фригидны и оттеняют внутреннюю опустошенность и холодность персонажей. Секс словно отделен от человека — он существует сам по себе как обязательный и потому почти обрыдлый ритуал. Как навязчивый сон-кошмар. В сцене оргии фигуры совокупляются в масках и плащах с капюшонами — они безлики, их действия сомнамбуличны и лишены страсти. Идет всего только процесс самоудовлетворения.

Это постоянная тема Кубрика — расчеловечивание человека и социума. Точно такой же демон — но не секса, а насилия — зависал над героями "Заводного апельсина". И в "Докторе Стрейнджлаве" навязчивая идея была предельно далека от человека, превращала его в машину.

Вдова Кубрика Кристиан считает, что "Широко закрытые глаза" — о страхе. О призраках, которыми одержимы герои. Не случайно многие сцены по стилистике напоминают "Сияние", которое автор называл не фильмом ужаса, а "фильмом террора". Что в английском обозначает тоже ужас, но более глубокий, тяжелый, болезненный, не предназначенный развлекать. Тема секса как назязчивой идеи в новой картине связана с темой смерти. Эта связь реализуется буквально: у одра только что умершего отца женщина лихорадочно признается в любви к опешившему Биллу. Смерть — лейтмотив фильма, она все время напоминает о себе в теленовостях, газетных шапках, даже в набеленных карнавальных масках, даже в фосфоресцирующем потустороннем колорите фильма. Нью-Йорк здесь странно пустынен, темен, в нем всегда идет дождь. Действия героев точнее всего определить словом "блуждания" — они бесцельны, хаотичны и алогичны, как действия загипнотизированного удавом кролика. Единственный, кто выпадает из общего гипнотического сна, — Зинглер. Он деловит и сексом занимается в перерыве между подписанием бумаг. Деловой человек в этом лишенном романтики мире чувствует себя комфортно, он здесь свой.

В фильме особый, нездешний ритм. Все, как во сне, заторможенно. Фразы в диалоге не говорятся, а роняются — медленно, слово за словом. Тем, кто увидит картину в оригинале, повезет: дубляж эту магию уничтожит. Кубрик еще раз доказал, что он больше, чем кинорежиссер. Он соединил кино с пантомимой, даже оперой, вибрирующая атмосфера его картин заставляет предположить музыкальность их природы. Отсюда же постоянное небрежение фабульной логикой и простыми объяснениями происходящего — все лежит в области подсознания и скрытых эмоций. В "Широко закрытых глазах" сюрреализм атмосферы из фона стал содержанием, главным элементом кинодейства. Предполагать слюнявую порнографичность близоруко и даже глупо — здесь не больше секса, чем насилия в полубалетном "Заводном апельсине". Это фильм о психологической импотенции, когда любовь заменяется привычкой и напоминает опорожненный сосуд. О любви, которой "занимаются", ничего существенного не испытывая. Декларируемая в финале идея верности дана прямолинейно и обезоруживающе простодушно. Но не в морали дело. Образы фильма входят в подкорку и не отпускают потом очень долго. Картина Кубрика — траурная лента, которую гений кино, уходя, возложил к надгробию уже бесплодного мира. Его следующий фильм должен был рассказать об интеллекте, уже полностью искусственном, обросшем синтетической плотью и во всем похожем на человека. И это довело бы одиссею до логического конца.

Шлягеры у нас выстреливаются на экран немедленно после их нью-йоркской премьеры. Фильм, которого все ждут, так много о нем слышали и так заинтригованы, необъяснимо задерживается. В кинотеатрах о нем не знают. Отечественные видеофирмы не спешат. Уже очевидно, что на энтузиазм прокатчиков надеяться не нужно. Так что появление первых DVD в салоне "Пурпурный легион" можно считать долгожданной московской премьерой последнего фильма Стэнли Кубрика.